Волосатые ноги, коты и независимость — в общественном сознании феминистки все еще предстают киборгами гнева и возмездия, готовыми растерзать любого, имевшего глупость уступить место в общественном транспорте или придержать дверь.
Мне 23 года, и я интерсекциональная феминистка. Еще у меня есть муж, двое детей и любимая сковородка.
Жили были дед да баба. Здесь всё предельно ясно — дед работает в поле, баба печет колобки и целыми днями выглядывает в окошко. Он иногда привозит ей из командировки аленкий цветочек, умерли они в один день. Почему мы удивимся, если вдруг узнаем, что бабка была феминисткой?
В начале отношений мы с мужем не обговаривали никаких бытовых вопросов. Все естественным образом, интуитивно было поделено поровну — все делалось либо вместе, либо тем, кому не лениво в конкретный момент времени, либо тем, кто сегодня сидит дома и просто хочет поманьячить с пылесосом. Мы оба работали, я работала больше, но он еще учился на заочке. Я не любила готовить, но вместе делать это было здорово. Мне нравится мыть пол, он любит мыть посуду. За кофе и прочие радости жизни платила я, потому что работала официанткой, и на руках всегда были наличные с чаевых, и это единственное, что я помню о нашем совместном бюджете. Никаких проблем и вопросов никогда не возникало.
Однажды, когда мы только переехали в свою нынешнюю квартиру, наши соседи зашли в гости познакомиться. Мы сидели и разговаривали, в какой-то момент из ванной подала голос закончившая цикл стиральная машина. Мы с мужем переглянулись и он сказал что-то вроде: — Да потом развешу.
Реакция на эту реплику соседок не поддается описанию. С тех пор я стала замечать, что многие моменты нашей с Колей семейной жизни для некоторых людей, даже наших родителей, кажутся чем-то если не диким, то, как минимум, «необычным».
Когда мы поженились, а позже я забеременела, некоторые мои знакомые реагировали на эти новости одинаково удивительным для меня образом: «Оу, ты больше не феминистка? Хаха.» Как показывает мой опыт подобных ситуаций, виной большинства проблем и столкновений общества и феминисток является банальный недостаток информации и образования. То есть, вас удивляет, что знакомая феминистка носит каблуки и ходит на свидания, не потому, что она «неправильная феминистка» — просто вы не понимаете, что такое феминизм.
Мне до сих пор очень сложно понять, почему такие простые вещи все еще не понятны большинству людей, и почему в России слово «феминистка» используется в качестве оскорбления. Назвав себя феминисткой, женщина не дает обязательство перед демонизированным в нашей стране сообществом бросить семью, ненавидеть мужчин, перевязать трубы, до конца дней своих впахивать на работе, борясь со стереотипами о женщинах в карьере, и бегать марафоны во время месячных в белых шортах и розовой футболке «Girl Power». Феминистки даже не обязаны быть активистками, и — только не это — не все феминист_ки являются женщинами.
Разговор о том, что феминизм не борется с мужчинами и не запрещает женщинам заниматься «традиционно женскими вещами» был и между нами с К. Для него стал новостью тот факт, что феминизм не говорит о том, что женщина должна жить каким-то определенным образом вопреки патриархату и традиционным ценностям. Так что нет, дорогой, я не стала лесбиянкой и мы не разводимся.
Но рождение детей оказалось индикатором и всех шероховатостей в нашей с К. жизни. В первый год у нас были очень большие проблемы — на нас навалилась целая гора новых обязанностей и страхов, и они чуть не сожрали наши отношения. Почему-то мне уже не хватало того, что он занимается детьми не меньше меня, но мы не могли разговаривать об этом. Я почти не кормила грудью, у меня было кесарево сечение, всё вокруг твердило, что я неполноценна. В какой-то момент мне стало казаться, что в нашей семье я — «мужчина», и что это очень плохо, хотя я прекрасно знала, что мне проще заменить сифон под раковиной, чем накормить детей кашей, и ничего от этого не изменится. Я требовала от него «мужицких» поступков, чтобы почувствовать себя иначе. Что-то во мне тогда надломилось под давлением понятий о правильной семье, а стресс и совсем новый образ жизни сделал свое дело, мы перестали видеть друг друга. Сегодня я не помню, почему это было такой огромной проблемой, откуда появились тогда эти ощущения, все кажется таким нелепым. Почему вместо одного разговора мы несколько месяцев друг друга не слышали, и почему забыли, кто мы на самом деле, но это очень показательная ситуация.
Фактически, сейчас мы с мужем оба поддерживаем феминизм, и до сих пор вместе боремся со своими комплексами, насаженными сексистским обществом. Сейчас я с радостью осознаю, что больше не чувствую, что мы что-то делаем «неправильно». Он уже не боится носить длинные волосы, которые идут ему больше, а я наконец-то учусь краситься и не боюсь быть «как девчонка». Мы дарим друг другу цветы по поводу и без, потому что оба их любим, и он больше никогда не стесняется, когда я встречаю его на улице с букетиком в какой-нибудь важный для нас день, и это круто.
Человек любого пола может выглядеть и жить так, как ему нравится, любить секс или не любить секс, иметь «мужскую» или «женскую» работу, и иметь ту социальную роль, которая ему подходит, а не ту, которую диктует ему полученный при рождении набор гениталий — даже для моего мужа эта мысль была революционной, поэтому я стараюсь не замечать непонимания и неуместных реакций со стороны окружающих. Сейчас эта тема активно обсуждается всеми, кому не лень, и я часто становлюсь свидетелем того, как женщины в кафе и на детских площадках, скучковавшись, в голос ненавидят других женщин, потому что они — феминистки. Из-за стереотипов, сложившихся в образ типичной феминистки, двое детей меня отлично маскируют, поэтому я могу написать книгу мифов и легенд о феминизме глазами самих женщин. Сама я в споры не вступаю. Это все грустно, но объяснимо — больше всего впечатлений оставляют какие-то крайности, и когда общество, не вдаваясь в подробности, делает вывод о движении даже не по его радикальной волне, а по анекдотам о ней, здравых выводов и адекватной оценки ждать не приходится.
Когда парень в автобусе уступает мне место, это приятно и полезно, но я всегда оцениваю уровень своей усталости, и если могу постоять, то отказываюсь от помощи. Проблемы бы не было, если на этот уклон мне не отвечали бы в трети случаев чем-то в духе «Ну стой, сильная и независимая». Уровень презрения в этой насмешке всегда разный.